— Надо же, ты даже помнишь имя своей девушки, — мне кажется, или эта коза сейчас роет мне яму? По крайней мере, Ира, точно расслышавшая эту её реплику, опасно хмыкает, и её движения становятся резче, хищнее.

Господи, трахнул бы прямо здесь. Прямо сейчас. Нагнул бы у двери её же квартиры, задрал бы подол этого её платьица и засадил бы. Да кто мне даст вообще? Эта зараза скорее меня мордой к этой двери прижмет, а после выдергает мне пальцы по одному.

И как же это охуенно — помнить об этом и терпеть.

— Антош, мне очень нужно поговорить сегодня, — настырность Вики меня удивляет на самом деле. И голос… Серьезный голос, нервный. В последний раз она так звонила мне, когда ей было лет шестнадцать, и она сбежала из дома от пьяного разошедшегося отца. Явилась ко мне с лицом, на котором от синяков живого места не было…

Собственно, после этого у меня в списке прегрешений числится, что я сломал отцу ребро, когда он пытался «вернуть блудную дочь домой».

И права опеки я потом у этого старого мудака отсудил.

Сложно, блин, вот так не начинать поддаваться этой тревоге, напрягаться и так далее. Что такого может случиться у моей младшенькой, что она сейчас звучит вот так? Она — взрослая женщина, с собственным бизнесом и такими мордоворотами в качестве «секьюрити», что в Трессе бы позавидовали. Может, старик из зоны вернулся и треплет Вике нервы? Да вроде не должен, ему еще два года там лямку тянуть.

Кажется, плакала сегодня моя сессия, придется извиняться перед моей Госпожой еще и за это. И самому оставаться без своего наказания.

— Пусть приезжает к нам, — мурлычет мне на ухо Ирина. Вслух, — если ты хочешь, Антош.

Хочу ли я? Хочу ли я познакомить свою сестру с моей же одержимостью?

А можно?

Может, это я такой кретин и вижу в знакомстве единственного члена моей семьи с единственной женщиной, что оказалась способна меня взять в свое рабство, нечто сакральное.

Наверное. Я просто совершенно размазан в последнее время. Нельзя быть настолько влюбленным и настолько идиотом. Но вот как с Ириной иначе, а? И были ли вообще у меня шансы, что будет иначе?

— Я тебе скину адрес, Вик, приезжай сейчас, — выдыхаю я, и сбрасываю, чтобы уставиться в глаза своей госпожи и ощутить, что все безнадежно. Как не дрыгай лапками — из этого кувшина не выберешься.

— Вика доедет часа через два, — замечаю я, касаясь Ириной скулы, — ты точно не против? Мы те еще долбоебы, особенно когда вдвоем.

— Вымою тебе рот с мылом, — моя Госпожа недовольно хмурится. И вынимает ладонь у меня из брюк. Черт! Эта её любовь к обломам. Ну, хоть не отстраняется…

— За мат вымоешь? — уточняю я.

— За идиотские вопросы, — отрезает Ира, скрещивая руки на груди, а потом и вовсе уходит на кухню.

Это что-то из разряда: «Не заставляй меня повторять дважды?» А если очень хочется, тоже нельзя?

Ну, видимо, нельзя, у Иры даже спина выглядит укоряюще.

Ну, ладно, два часа у меня есть.

Два часа для того, чтобы смягчить мою неприступную госпожу — это просто отлично.

Глава 40. Антон

— Я привезла вам ужин, ликуйте, голодная смерть вам не грозит, — радостно сообщает сестра вместо «здравствуйте», как только вваливается в Ирину квартиру.

— А неотложка уже дежурит у подъезда? — отликаюсь я траурно. — Мучача, ты так отчаялась ждать, когда я скончаюсь естественным способом, что решила меня все-таки отравить, чтоб получить вожделенное наследство?

— Ой, ну не начинай, Антош, — Вика машет на меня ладонью, — ужин вам прислал Андреас, просил тебе передать, что из-за тебя не меняет сезонное меню, чтобы ты попробовал его новую пасту, а ты все никак не приедешь.

— Вика, это почти неприлично, передавать мне привет от твоего любовника, ты сама-то не ревнуешь? — фыркаю я, кошусь на Иру и любуюсь бесценным выражением её лица. Ну, я предупреждал.

«Мы — такие долбоебы» — это на самом деле слабо сказано.

— Андреас — шеф-повар в Викином ресторане, — поясняю я, протягиваю Ире руку, а после притягиваю свою госпожу к себе, — итак, это Вика — моя младшенькая мучача, а это Ира — моя девушка. И главный бухгалтер мой же.

— Бывший главный бухгалтер, — педантично замечает Ира. Вика приподнимает бровь, смотрит на меня. Я развожу руками и подмигиваю сестре, пользуясь тем, что Ира этого не видит.

Это пока «бывший».

Я же еще не сдался. И не все свои планы по коварному возвращению Ирины в нашу фирму использовал.

Сестра понимающе улыбается, всем своим видом демонстрируя «да, мы девочки такие, бегайте за нами, уговаривайте», а потом с интересом оглядывается по сторонам.

— У тебя хороший вкус, Ира, — невозмутимо и слету переходя на «ты» замечает Вика. Впрочем, она у меня девочка открытая, долго кокетничать и принюхиваться не будет. Тем более, я в первый раз знакомлю её хоть с кем-то из своей личной жизни. Для неё это событие. Есть ощущение, что Викуля бы обрадовалась, даже если бы я решил жениться на своей домработнице, по принципу «ну хоть на ком-то». Согласно твердому убеждению Виктории Верещагиной — иметь неженатого старшего брата — это ужасно неприлично. Ну, по крайней мере, ей приходится выдерживать расспросы про меня от своих неженатых подружек. И отговаривать их со мной встречаться. Уж моя-то сестра знает, что я не тот фрукт, который стоит рекомендовать хорошим подругам. Плохим разве что, заклятым…

Хотя, на мой личный вкус, тут проще было бы «встретиться» с парочкой, глядишь бы и оставили бы они мою мучача в покое. Хотя…

Хотя нет, девочки могли же и впечатлиться и стать еще назойливей. Все-таки конченой сволочью быть иногда вредно. Многие находят это «очень интересным».

Впрочем, сейчас — уже поздно, на мне можно ставить клеймо и списывать меня со склада «очень интересных холостяков». Я по уши в той невозможной женщине, которая сейчас с невозмутимым видом рассказывает Вике о каком-то своем светильнике, который привезла с блошиного рынка в Праге. А сестрица моя слушает, открыв рот.

— Ты ресторатор, Вика? — спрашивает Ира, когда тема светильника и дизайна в принципе исчерпывается.

— Ну, немного, — мучача бросает косой взгляд, — меня, можно сказать, некогда заставили этим заниматься. Подарил мне кое-кто ресторан и сказал: «Танцуй как хочешь, но чтоб к концу года начала отбивать вложенные деньги».

— Можно подумать, никто не ныл мне три года к ряду, как её задолбало администрировать чужие рестораны и как она хочет свой, — фыркаю я, — и не скромничай, ты же отбиваешь.

— Случается такое, — Вика делает такое удивленное лицо, будто это от неё совершенно не зависит.

Да-да, не она каждый сезон ездит по всяким выставкам кухонной техники, а не по модным распродажам.

Не она объехала половину Италии в «гастрономических турах», а после — три месяца торчала в Неаполе, уламывая заносчивого Андреаса Мальдини переехать в Россию. И ведь смогла же, хотя позже. Андреас сам удивлялся, что согласился.

Я уже не говорю, что Вика за первый год «в большом бизнесе» не то похудела, не то высохла, но за два последующих года она уже сама открыла две дополнительных точки, разыскав себе спонсоров.

Наш с ней успех был сделан только нашими руками. Больше ничьими.

Ужин проходит настолько хорошо, что мне даже не верится. Отличный кофе, сваренный Ирой, отличная еда, приготовленная шефом Вики лично. Ну, и наш с Викой незатыкающийся тандем, который скрасит досуг даже самому лютому интроверту.

Впрочем, Ира умеет заставлять меня затыкаться. Пара слов её негромким тоном, и у меня будто что-то щелкает внутри. У Иры с Викой внезапно находятся парочка общих знакомых, и, судя по тонкой, едва заметной улыбке на губах Иры, мне лучше не спрашивать, откуда она их знает. А то список моих врагов придется срочно пересматривать и расширять.

— Слушай, ты же говорила Андреасу, что путь к моему сердцу лежит не через желудок? — угораю я во время ужина. Андреас постарался. И с пастой, и с пастьерой, которую он один единственный сейчас в Москве делает так, как делают на юге Италии.